Литературное созвездие Приморья

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Виталий Довбыш

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

Автобиографическая зарисовка

Я, Довбыш Виталий Леонтьевич, родился в селе Спасском, Приморского края, 24 февраля 1937 года.
Естественно, этого момента я не мог помнить, но хорошо сохранились воспоминания раннего детства, прошедшего среди родных знакомых, в угрюмой тишине вокруг и в ожидании писем с фронта.
Западный фронт от нас был где-то далеко, только мне постоянно чудился грохот. Я жутким трепетом и с восхищением смотрел на лилово-красные закаты, на прячущееся за темно-серые горы далеко за китайской границей солнце. И ночи у нас часто были тревожными. Ведь японские войска явно выжидали удобного для себя момента, что бы с завоеванных китайских территорий, ринуться на захват Восточных земель, вплоть до Урала.
Под любым предлогом самураи нарушали нашу границу с целью попробовать "на зуб" нашу оборону. Поэтому, в частности над Спасском, особенно по ночам завывали сирены. Вспыхивали лучи прожекторов со всех сторон города и рыскали по чёрному небу, выискивая среди клубов туч самолёты-нарушители.
Особенно запомнился один эпизод. Как-то среди ночи прямо над головой вспыхнули яркие длинные лучи и начали быстро передвигаться по куполу неба. И вот один из них поймал будто бы ночную бабочку: светящийся, быстро передвигающийся предмет. Луч задержался, словно зацепился, и плавно повёл его. Тут же с ним сбоку схлестнулся другой луч прожектора, а в перекрестье предмет ярче засветился. Где-то захлопали орудийные выстрелы. «Быть может даже зенитка моего отца», – с гордостью и волнением подумал я, ведь отец тогда ещё служил в части, задействованной в обороне Спасска.
Вокруг самолета образовался каскад искр от разрывов, да и сам самолёт теперь уж превратился в искрящиеся и падающие вниз стрелы. Все стихло. Проворные лучи некоторое время обшаривали небо, выискивая в нём непрошенных гостей.
Военные будни в городе проходили спокойно, но выход в город без противогазов не разрешался. Дети и даже старушки носили на боку сумки с противогазами. Так продолжалось до того момента, когда в зените теплого майского дня, с высоты птичьего полёта с самолета "ПО-2" посыпались на головы земляков листовки с портретом И.В. Сталина и словами «Наше дело правое, мы победили!»
И сразу всё переменилось и засверкало радужными красками! Даже солнце начало светить по-особенному, не говоря ужу о настроении людей.
Вскоре я пошёл в первый класс Спасской средней школы №8. Хорошо помню свою первую учительницу Дудко Зинаиду Григорьевну. Первого учителя математики Бабич Владимира Никифоровича, научившего меня думать и мыслить логически, опираясь на правила математики. Бородину Анну Семеновну, открывшую таинственный невиданный мир разных народов с их территориями, укладом и нравами. Учительницу русского языка и литературы Лобода Екатерину Семеновну, показавшую сложности владения, гибкого, многогранного языка, словами которого можно выразить, обрисовать ситуацию и выразить любой смысл, показать дар излияния всевозможных чувств и явлений. Только в русском языке, наверное, в одном слове может быть несколько понятий и наоборот. Эти возможности отразились в творчестве мастеров прозы и поэзии и в созданных ими мировых шедеврах.

*     *    *
И вот первый мой отворот от намеченного курса, определивший мою судьбу.
В начале второго полугодия невольно пришлось прервать учебу в восьмом классе и сразу с получением паспорта пойти на работу. Приняли учеником в художественную мастерскую. Работали в ней тогда шесть художников-мастеров разного жанра, занимались в основном оформительскими работами.
Меня прикрепили к A. M. Супрунову, художнику, с ещё не определившимся творческим стилем. Оптимизма и веры в его добром, кипучем характере было предостаточно, чтобы исполнять роль заведующего мастерской. На плечи его ложилось много разных забот, в том числе по сбыту готовой продукции (не халтуры), нахождение и оформление документации на новые заказы, материалов, на их исполнение и т. д.
Меня, если честно сказать, привлекал к себе художник – "одессит", так мы его нарекли, Титоренко Иван Михайлович. Ко всему, он был замечательным артистом, певцом. Его мягкий бас точно передавал характер казака, сочетающий юмор и романтику:

«… Ось послухай, що вчинилось...
Страх мене бере й тепер!
Лишенько таке зробилось,
Трохи, трохи я не вмер!
Занедужав у дорозі, –
Та й набрався ж я біди!!
Так що ледве вже на возі …»
(из дуэта Ивана Карася оперы Семёна Гулака-Артемовского «Запорожец за Дунаем»)

Иван Титоренко был родом из Львова, окончил Одесское театральное- художественное училище. Работал он, жил, мыслил и вел себя непредсказуемо. И не потому, что он был одаренным артистом, художником, а потому что постоянно отыскивал, разыгрывал все новые и новые "РАЦИО" (рационализаторские предложения). Это был ходячий каламбур, он мог вдруг сменить и настроение, и направление действий. С него я многое сфотографировал и в дальнейшем не раз примерял в своей жизни, в создании своего характера.
А всего лишь через два дня работы в мастерской произошло нечто весьма важное и историческое. Я со своим новым коллективом стоял в многотысячной толпе, нахлынувшей со всего г. Спасска на центральной площади города под радиорепродуктором и все мы слышали скорбные слова диктора, известившего о смерти И. В. Сталина. Не скрою, что печаль и скорбь была всеобщая.

*     *    *
Тем временем моя судьба-злодейка всё чаще начала вмешиваться в мою жизнь и вместо того, чтобы спокойно работать художником и совершенствоваться, внесла изменения в ход этого процесса.
До армии мне пришлось еще поучиться и поработать медником, плотником, дорожным строителем. А Спасский районный военкомат послал на курсы в ДОСААФ радиотелеграфистом, которые я с отличием закончил.
В феврале месяце 1956 года нас 30 парней со Спасска отправили на медицинскую комиссию во Владивосток. И только 13, в том числе и я, были зачислены в кандидатский штат быстроходного, по тем временам, бесшумного подводного ракетного крейсера "К-40", базировавшегося в заливе "Восток", в бухте "Разбойник". Далее были временно отпущены по домам до особого распоряжения.
Благодарить судьбу или нет, но пробыл я на положении "особого распоряжения" три месяца. С приходом тёплых Спасских майских дней, я вновь попадаю в среду гнусных, моросливых, холодных дней, в промокшие палатки - "отстойники", что располагались на 2-ой Речке во Владивостоке.
Один месяц отстукиваю морзянку зудами от холода. И тут вдруг меня с товарищами "срочно" перебрасывают на другую пересылку, теперь уже более холодную и мглистую от сплошных туманов Советская Гавань. Там сразу попадаем на "перетасовку". Нас сотнями таких же, как я "желторотых" направляют в учебные роты стрелковой учебной дивизии курсантами младшего командного состава. А не окончивших эти же курсы "старичков", с лычками младшего командного состава, срочно отправляют сформированными эшелонами на Венгерский "дебош" для наведения "порядка" на улицах государства, принадлежащего к социалистическому. лагерю. По сути это была гражданская война, с применением военной силы: БМП и танков.
Мне и доныне помнятся прощальные улыбки тех ребят, ушедших туда, подавлять Венгерский вооруженный мятеж октября 1956 года. Тех немногих так и не вернувшихся оттуда, что называется, «навсегда оставшихся за бортом» ... Это была, и моя реальная возможность станцевать "венгерский вальс" на её поверженных и разбитых танками улицах.

*     *    *
Моя судьба злодейка не дремала.
Ей и в правду видать было скучновато и по мою душу приходили новые "заказчики". Особенно я подходил для штата гарнизонного Совгаваньского ДОСА. Им позарез был нужен художник-рекламист, а заодно и оформитель. Командир "учебки" доводы их посчитал не убедительными, и я оставался пока в категории того контингента, которому всегда нужно быть готовым ко всему.
И вот... Аврал! Почти под боком, на вновь возобновившемся строительстве "Татарского тоннеля" возник бунт зеков. И что бы потушить, уже возникшее пламя, одних ВВушников (Внутренние войска), наверное, было мало. Нас срочно выстраивают на огромной пересыльной площади П-образной много шеренговой колоной. начали по-одному вызывать на середину, словно выщелкивали из рожка патроны.
Я хоть уже привыкший к таким перипетиям, слегка замешкался. Но тут же настойчивый окрик, орущий мою фамилию, заставил меня открыть рот и произнести:
– Я!
– Виталий Леонтьевич?
– Так точно!
– Выходи!
.. Я иду к столу, а справа, слева, сзади идут и идут другие... Образуется уже новый строй, который уже на завтра уйдет на погрузку в порт Ванино.
И вот мы, затаренные провиантом на два дня, уже на марше, в колоне почти в самом её конце. В голове колонны идёт, сверкая трубами, сводная рота музыкантов. Её "голоса" не слышно, да и сама шести рядная колонна безмолвна. Будто бы огромной серой змеею растянулась не на одну сотню метров, и своим туловищем на горной местности, то поднимается, то опускается, перекатываясь. Так мы и взошли на последний перевал, откуда уже четко был виден весь порт Ванино. Вдали бело-серой лентой ширь Татарского пролива... И мне наверно не одному, пришли в голову слова из зековской песни... "я видел тот Ванинский порт и вид пароходов угрюмый"...
Нас битком загрузили в нечищеные от угля и воды мрачные трюмы. Клепанное и много раз латаное судно, было сделано в Финляндии. Ранее оно служило России, затем попало в немецкий плен. После войны судно было возращено, но уже в СССР, переоборудованное в грузовой "зековоз"... В связи с чем сухогруз и был переименован из "Петра Первого" в "Уэлен".
Почти сразу после выхода из порта нас накрыло 7-ми бальным штормом и вместо предполагаемой выгрузке в Холмске, судну пришлось, как игрушечному поплавку, прыгать вверх и падать в пучины огромных валов, свистящим шквалом брызг и пены. И обгибать с запада на юг остров Сахалин, чтобы попасть в спокойный и хорошо оборудованный с гранитными причалами порт Корсаков. Не стоит говорить о тех «наслаждениях», постигших нас в пути, но по прибытию, спускаясь по трапам, мы поражались друг другом. Когда погружались, мы были солдатиками - чистюльками, а сходили на берег грязными, мокрыми мумиями, с черными перекошенными, голодными и злыми мордами. Корсаковская пересылка не была готова принять всех прибывших Ночью, находясь в лесу, нас полоскал до утра холодный и очень сильный ливень, который и отмыл многих до "белых косточек". А днём всех построили и отправили для распределения по назначению.

*     *    *
Моя судьба-злодейка тут как тут.
От огромного числа построенных курсантов отсчитали всего 30 со мною, и наш "покупатель" увез нас на 2-х машинах, но не на север острова, где полыхал бунт, а на юг, в город Южно-Сахалинск, где нас уже ждал хороший обед и тёплые палатки.
Но радоваться, особенно мне, желания не было. Конечно, судьбе-злодейке я был благодарен, что не пришлось пулями автоматов затыкать глотки зекам, ведь не от хорошей жизни они взбунтовались. В их числе могли быть такие, как мои три родных дядьки и по воле такой же судьбы, осужденных по 58 ст. УК СССР, как враги народа... А два меньших дядьки, чудом избежавших беспредела, выходит, тоже были «врагами народа», которые попав на Сталинградский, Орловский фронты, пали смертью храбрых за свой же народ. Вот такие дела.
Я попал в местную стрелковую роту особого назначения, которая охраняла окружные армейские склады от покушения на них оставшихся недобитых японских самураев, которые с осатанелой яростью, настойчиво и с изуверской хитростью устраивали пожары и по ночам ножами снимали часовых. Рота хоть и была особая, но мало чем отличалась от рот в стрелковом полку, находившегося с нами по соседству, те же политзанятия, строевые, полевые, физические подготовки. У меня уже были приобретены навыки отличного стрелка, снайпера, гранатометчика, ручного пулеметчика. Добавилась обязанность командира первого показательного отделения, редактора стенной газеты и при необходимости выпускающего редактора сатирических номеров. Дни проходили в постоянной суете и, казалось, что так закончится моя служба в Армии.
Но судьбе хотелось еще поиграть...
В Корсаковском дивизионе торпедных катеров был недобор матросов. Их представитель уполномоченный, со своей свитой поехали по частям в поисках пополнения для своего штата. Им было дозволено беспрепятственно смотреть личные дела служащего состава. И тут, не могло бросится в глаза мое послужное дело, где прямо в начале было написано, словно бы выбито на граните "К-40"...
– Во! А как этот кадр сюда попал?.. Вызвать!..
Я зашел в канцелярию ротного. Четко "лодочкой" отдал честь (у меня это было отработанно и вошло в браваду) и доложил...
– Почему оказался здесь?
– Пешком по суше!
– Не я же играю с судьбой...
– А ты и вправду радиотелеграфист?
– Да, я окончил курсы при ДОСААФ и получил 3-й разряд.
– А простучать морзянку сейчас сможешь? ...
Я сел за стол ротного и карандашом быстро отстучал морзянкой: «Здравия желаю, капитан-лейтенант».
Морской лейтенант улыбнулся и ротному сказал:
– Пусть пока идёт и сдает всё. С собой ничего брать не надо. По прибытии дадут всё другое.
Мы, семеро отобранных, сидели в курилке и ждали нашего старшего лейтенанта, ушедшего в штаб. И тут среди этой спокойно тишины громогласный голос дневального:
– Рота смирно! Дежурный на выход!
В расположении части пожаловал замполит. У меня сердце екнуло, как у зайчишки, увидевшего удава. Я словно парализованный, так и остался на перилах, хотя надо было спрыгнуть с них и спрятаться за спины своих товарищей. Замполит, принявший рапорт, сразу же, как назло обратил на нас внимание...
– А эти почему в курилке? ... А Довбыш тоже? ...
Он круто повернулся и его мигом сдуло из расположения. Я только в этот момент очнулся и понял:
– Все, Витька, ты приплыл...
Ведь замполиту не столько был нужен я, сколько художник во мне. И вместо меня ушёл к торпедистам, некий Вайцеховский, тоже приземистый крепыш среднего роста. Так я дослужил в этой части до своего первого дембеля.
Когда вернулся я на родину, долгожданного меня встречала мать.
Но долго наслаждаться волею не пришлось, не успел я еще сменить галифе и армейские сапоги на "дудочки" и высокие "микропорки", как от наших "друзей" по оружию, перешедших в открытую конфронтацию, возникла явная угроза новой, теперь уж термоядерной войны.
Это разумеется моя судьба-злодейка напомнила о себе.

*     *    *
Меня не забыли. И вот в начале лета 1961-го года я уже на сборах под городом Уссурийск в команде моего нового командира взвода полковой разведки. В авангарде знаменосцев, четким строевым шагом, по наспех приготовленному саперами полевому плацу, проносим боевое красное знамя перед строем, построенных колонн вновь сформированных мотострелковых рот и вспомогательных подразделений, объединенных в N°... мотострелкового полка. Таких полков уже на марше под городом Находка было не менее 15-ти. А это значило, что целая армия, вооруженная рассекреченным стрелковым оружием типа: АК-47, гранатометами, пулеметами и другими. Еще новыми танками Т-56, в том числе плавающими БТРами. Мы маневрировали в прибрежной зоне города Находки ипоселка Большой Камень и ждали приказа на отправку в зону Карибского моря.
И к призывам: "Руки прочь от Вьетнама!», «Прекратить применение напалма и химического оружия на женщинах и детях!" добавились новые: «Агрессоры, руки прочь от острова Свободы! Виво! Браво! Фидель Кастро!"
Так около 3-х недель "бродили" вдоль побережья. Затем вернули нас в зоны своих первоначальных формирований и начались пока стрелковые учения. А тем временем обстановка в Карибском бассейне притихла. "Кузькина мать" Хрущева видать убедительное доказала свое преимущество. Американцам пришлось отступиться от своих намерений... Фидель Кастро восторжествовал. И идея свободы осталась нерушимой по сей день.

Нас распустили по домам, и я снова окунулся в мирную жизнь. Закончил учёбу в вечернем техникуме. Получил специальность электротехника. А при Хабаровском железнодорожном техникуме окончил курсы усовершенствования и заимел "корочки" электромеханика Домов железнодорожной связи, что так же приравнивается к среднетехническому образованию.
Спасский военкомат призывал меня еще 5-ть раз на сборы. И один из них в 1968 году в связи с возникшем конфликте в Чехословакии. Но обошлось без моего прямого участия. Имею воинские специальности: отличный стрелок, снайпер, гранатометчик, ручной пулеметчик, радиотелеграфист, радиоэлектромеханик управления ракетных установок. Есть опыт службы в должности командира отделения, заместителя командира взвода полковой разведки. А работать приходилось в основном в строительных организациях от разнорабочего до прораба. Работал также в аварийно-восстановительной бригаде связи, аварийным дежурным монтером района, дежурным электрослесарем на заводах, электромонтажником, бригадиром, энергетиком, старшим инженером. Женился в 1964 году Жена русская, уроженка города Воронежа, она из семьи железнодорожника, получила средне специальное образование. Воспитали 2-х детей, 3-х внуков. Овдовел в 2009 году.
Стихотворения и небольшие рассказы я, шутя, начал писать с 5-го класса. А впоследствии писал публикации в местную печать и в краевые издания. Посылал заметки и предложения по разным вопросам текущей жизни. Смею заметить, что красота русского языка, привитая со школы, множилась во мне познанием произведений русской поэзии и прозы, а также с огромным общением интересных людей, убедила меня, что только русская литература и русский язык самый красивый, самый гибкий, самый богатый своей духовностью и лиричностью. Ни один иностранный язык не имеет столько многогранности в познании и выражения смысла одного слова, сколько в русском художественной красоты и бескрайнего простора мысли.
К этому хочу добавить: специальность художника-оформителя переросла в профессию художника-дизайнера и с нею я сросся на всю жизнь. Где бы я ни был, всюду приходилось заниматься чем-то красивым, интересным и увлекать этим других. Только официально, мною было обучено семь учеников и надеюсь, что последователей увлекательной и благородной работы. Мне было суждено создать небольшой оформительский коллектив художников, объединенных фирмой "Лотос", поработать и иметь успех.

© Виталий Довбыш

Южно-Уссурийский край

Спасский район. С. Комаровка, с. Руновка, с. Антоновка, с. Русановка -  бывшие казачьи станицы пересенцев из Запорожья в 1862-1965 годы.

Далекий край
Манчжурией забытый,
Зарос тайгой,
Осокой, камышом…
С Востока морем диким
Лишь омытый,
А с Запада Ханкой,
Да плавнями залитый.
Здесь лишь чжурчжэнь босой
Бродил небритый.

Но русский старовер,
Напуганный неволей,
Бежал сюда,
В неведомую даль,
За лучшей долей,
Неся с собой
Заветные мечты,
О которых уж давно
От предков своих знали - 
Что Богом им дано.

За ним летел слушок,
Что Россия будет прибывать
Ещё не хоженой Сибирью...
Их посланцы-ходоки
Соединяли сказку с былью.
А в след и казаки
За дело крепко взялись.

Ведь с детства все не слабаки
И с кровью, с жизнью не считались.
Одних лишь атаманов –
Имён не перечесть,
Что в героях пали
За Мать – Россию!
За славу, честь!

А Третий Александр
Разумный царь
И это не оказия,
Что не в Европу
Он рубил окно:
В мифическую Азию!

И с китайским императором
Заключили договор
О границе по Амуру, Уссури,
Вплоть до юга,
Так до сих пор
Мы с Китаем
Как два друга.

Тогда – его исток,
Проверенная сечь,
Снялась с Майдана
И со скарбом
Скакала на Восток…

Дабы Амуру
Мирно течь
И торговать купцам
Закупленным товаром,

И что бы мирно тёк
Людской поток,
И неповадно было там
Разбойничать шакалам.

С тех пор
Уже пошло
Полтора столетия.
Истёрлись имена давно
С крестов и памяти
От лихолетья.

Но помнить надо,
Что вдоль черты границы
Ещё живут и тлеют
Селенья вереницей…
А это ведь в былом
Казацкие станицы! ...

© Виталий Довбыш

Владивостоку посвящается

Где в буйном набеге
Ревел и бесился
Седой океан,
Где в шуме прибоя,
И в посвисте ветра,
И дикости скал
Родился и вырос –
Могучий и властный
Форпост-великан.

Овеян он славой
На гордость народа, 
На горе врагам.
Задуман он дерзко.
Построен навечно
Навстречу Цусимским волнам.
Он вскормлен Россией,
Восточный красавец,
Как воин плечист богатырь!
Шумно вздыхает.
Глазами народа
Смотрит на Мир.

А люди под солнцем
Творят и дерзают,
Тела подставляя ветрам.
Проворные чайки им подпевают,
В просторе мелькая,
Бесстрашно бросаясь к волнам.
Будто морзянкой,
Гудками прощаясь
На вахту спешат моряки,
А их провожая
Часто мигают
Причалов огни.

Обтертые льдами,
Домой возвращаясь
Угрюмо идут корабли,
Но их экипажи ликуют!..
Как будто годами
Моря штурмовали они.
Где солнце багряно
Встает из тумана
И жемчугом брызги летят,
Там серой армадой
Стекла и бетона
Российские стелы стоят.

© Виталий Довбыш

Гранит

На черные ленты и серый гранит
Не могу я смотреть равнодушно.
Огромная глыба моё сердце разит
И горло сжимает удушье.

На камне холодная капля дождя
Материнской слезой - так и режет...
И за каждою буквой, за каждой строкой
Мне чудится танковый скрежет.

Орнамент на камне - художника след
Цепочку бисером вяжет:
Про тех, кого ждали, но их так и нет
И вряд ли новое кто-либо скажет...

Но этот гранит, будто кровью омыт
И как часовой - пусть вечно стоит!
Ведь под ним солдат не простой,
А наш сын Российский лежит.

© Виталий Довбыш

Незабываемое

В серых шеренгах проходят года...
Шагая устало, как было тогда,
С ними отцы молодыми
Безвозвратно ушли навсегда.

Но вновь, разъяренным встает эпизод:
Хлопок и ракета шипучей змеёю
Чертит искристо Восток...
И тут же из мрака комбатово с хрипом:
- За Родину! За Сталина! Вперед!!!...

И мощное эхо: Ура-а-а!!!
Слева и справа поднялась братва.
Все разом на бруствер и сразу на «Дот...
Выбора нет - кому как повезет...»

Штыком и прикладом, «в мать черта» и в рот...
Лишь бы не струсить и только вперед.
Земля закипела, поднялась на дыбы...
Кругом от разрывов встали столбы.

Смесь гари и тлена и всё наяву:
В клочья товарищ, всё в адском кругу.
На опухших губах застывшая пена -
- кровавая пена, забыть не могу...

И ту звездную ночь, и пара клубы
Из-под колёс паровоза, летящего прочь...
И мать молодую, что машет доныне
Цветастым платком...
И бежит, бежит
За вагоном по траве босиком,
Беззвучно глотая слезу с ветерком.

© Виталий Довбыш

Берег Приморский (песня)

В сизой туманке
Берег Приморский
Плавно растаял вдали.
Белые чайки,
Словно конверты
За борт легли.

Шторм и туманы,
Зыбь океана
Грозно встают на пути.
Серые волны
В бескрайном просторе
С ревом навстречу пошли.

Чайка, белокрылая чайка!
За кормой не лети!
А вернись, передай-ка.
Ты вернись, передай-ка,
Что мы прямо на солнце
Прямо на солнце
Курсом легли.

Шум океана
Нам музыкален
В беспросветной ночи
А грохот свинцовый
Нам подпевает,
Отшельницей чайкой кричит.

Мы берег Приморский-
Берег родимый
С собой унесли.
Улыбки и слезы,
И милые лица
В души наши легли.

Чайка, белокрылая чайка!
За кормой не лети!
А вернись, передай-ка.
Ты вернись, передай-ка,
Что мы прямо на солнце
Прямо на солнце
Курсом легли.

© Виталий Довбыш

Теги: Виталий Довбыш

+1

2

http://s9.uploads.ru/t/dCPKB.jpg

Виталия Леонтьевича Довбыша не стало в декабре 2014 года
http://s0.uploads.ru/t/b0a94.gif

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»




Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно